14 июля 1896 г. пароход «Freyer», зафрахтованный администрацией Приморской области для доставки в Петропавловскую и Анадырскую округи почты и казенных товаров, вошел в Авачинскую бухту. «Пройдя верст 5 по бухте, мы увидели и самый город Петропавловск. Он состоит из небольшой группы домиков, построенных на склоне Никольской горы, на берегу маленькой бухточки, служащей заливом Авачинской губы, и называемой Ковшиком», — так опишет увиденное Антон Петрович Сильницкий — чиновник канцелярии Приамурского генерал-губернатора, сопровождающий казенный груз (4, с. 4). Всего через несколько лет этот городок перевернет всю его жизнь. А пока судьба Антона Петровича тесно связана с Хабаровском — он не только чиновник, но и редактор официального печатного органа Приамурского генерал-губернаторства — газеты «Приамурские ведомости», а также увлеченный исследователь Дальнего Востока, и служебная командировка для него — это ценная возможность побывать в такой отдаленной и малоизученной округе, как Камчатка.
На основе путевых наблюдений Антон Петрович напишет очерк «Поездка в Камчатку и на р. Анадырь». А. П. Сильницкий обладал ценными талантами: «острый глаз» исследователя — внимание к деталям, заинтересованность, желание уяснить для себя суть описываемых явлений сочетались с литературными способностями — Антон Петрович говорил с читателем удивительно простым, понятным языком. Вчитываясь в его строки, так легко представить себе крошечный городок на далекой окраине империи, для которого время словно течет медленнее, порождая особый патриархальный уклад жизни.
В этой поездке Антон Петрович особенно желал лично встретиться с Анадырским окружным начальником Н. Л. Гондатти, о котором был много наслышан. Николай Львович Гондатти, приват-доцент Императорского Московского университета, променявший уютную тишину московского кабинета на административную службу на далекой окраине Российской империи. В описании, которое оставил нам А. П. Сильницкий о деятельности представителя русской администрации Н. Л. Гондатти, чувствуется огромное уважение и восхищение. Он стал для Антона Петровича, в определенной мере, идеалом государственного служащего — человек высоких нравственных устоев, самоотверженно исполняющий свой долг несмотря ни на какие лишения (4, с. 77-79).
Антону Петровичу Сильницкому довелось еще раз побывать на Камчатке. В 1901 г. военный губернатор Приморской области генерал-лейтенант Чичагов командировал его в северные округи Приморской области: Петропавловскую, Гижигинскую и Охотскую с поручениями «административно-канцелярского характера» (5, с. 1). Помимо того, что Антон Петрович оставил великолепное описание этой поездки, он также сделал фотографии как в Петропавловске, так и в других пунктах своего пребывания: Паратунке, Коряках, Гижиге, Охотске, Аяне.
В 1903 г., после смерти Петропавловского уездного начальника П. А. Ошуркова, руководство Приамурского генерал-губернаторства предлагает Антону Петровичу занять этот пост. С этого момента спокойная и размеренная жизнь скромного чиновника останется позади. Непредсказуемая судьба приготовит для Антона Петровича Сильницкого много ярких и, увы, трагических событий.
Новый уездный начальник представлял собой редкий тип государственного служащего, пожалуй, редкий для любой эпохи: честный, принципиальный, свято верящий, что его долг — защита интересов Родины и забота о благе вверенного ему населения. Особенно А. П. Сильницкого задевало бесправное и беззащитное положение коренных жителей.
Прибыв в Петропавловск, уездный начальник Сильницкий быстро уяснил для себя усто-явшийся, ставший традицией и, главное, всех устраивающий, порядок вещей. Подлинную силу на Камчатке представляли собой, скорее, не уездная администрация, а петропавловские торговцы. Главным, вожделенным товаром для них были меха ценных пушных животных, а методы приобретения стары как мир: отсутствие какой бы то ни было конкуренции, меновый характер торговли и спаивание коренных жителей. Даже пушнина, собранная в качестве ясака, не проходила мимо их рук: все аукционы проводились в тесной компании петропавловских торговцев, которые скупали ее, естественно, по минимальной цене. Более того, особенно «приближенные» к администрации купцы обычно сопро-вождали уездного начальника в его поездках по Камчатке, и самые лучшие экземпляры шкур изначально и не попадали в казну (6, с. 516). Уездному начальнику предлагалось для его же собственного блага и спокойствия просто принять существующий порядок как данность.
Петропавловский уездный начальник Сильницкий не только не принял сложившиеся «правила игры», но и решил попытаться изменить ситуацию. Так начались его 14 месяцев службы на Камчатке.
За период отсутствия на Камчатке уездного начальника накопился большой объем дел. В частности, необходимо было реализовать взятые в ясак шкуры пушных животных. И вот, когда петропавловские торговцы обратились к новому уездному начальнику с просьбой провести «пушной» аукцион, А. П. Сильницкий сломал первую устоявшуюся традицию: «Аукцион я сделал, но сделал тогда, когда было много приезжих, русских и иностранцев, вследствие чего мои ясачные соболи пошли не по 10-15 рублей, как раньше, а по 75-125 рублей, о каковой цене на Камчатке и не слыхивали, хотя она и была истинной ценой, так как камчатские соболи доходили в Америке до 200 рублей шкурка, a были и такие шкурки, что за них американские щеголихи платили и по 400 рублей» (там же, с. 517). После внесения в казну суммы, равной размеру повинностей и долгов ясачных плательщиков, на руках у Антона Петровича остались значительные средства. На оставшуюся сумму он заказал во Владивостоке необходимые для жителей Камчатки товары. Реализовать их уездный начальник, естественно, собирался, руководствуясь разумной ценовой политикой. Первые шаги уездного начальника Сильницкого, намеревавшегося разрушить торговую монополию «лучших людей» Петропавловска, вызвали огромное недовольство в их среде. Но Антон Петрович не собирался останавливаться — он решил добиться отсутствия спиртных напитков при торговых сделках с коренными жителями Камчатки. Несмотря на существующее и ранее категорическое запрещение вывоза спиртных напитков в населенные пункты Камчатки и снабжение ими коренных жителей даже в качестве «угощения», решить эту проблему окружной администрации так и не удалось (5, с. 136-137). А. П. Сильницкий попытался сделать это кардинальными методами. В Петропавловске с населением в 350 человек было 5 кабачков с огромными запасами разнообразной алкогольной продукции. Уездный начальник быстро установил, что расход спиртного в городе очень незначителен, основная часть алкогольной продукции вывозилась внутрь полуострова для меновой торговли с жителями. А. П. Силь-ницкий решил не выдавать патенты на торговлю спиртными напитками и собрал сход жителей Петропавловска, на основе постановления которого закрыл все петропавловские кабачки (6, с. 518). Подобные действия окружной администрации вызвали бешенство со стороны торговой элиты и волну жалоб и доносов, направленных на имя губернатора Приморской области. А. П. Сильницкий получает приказ все питейные заведения Петропавловска немедленно открыть. Решительные действия Антона Петровича при попытке навести порядок во вверенном ему уезде не нашли понимания со стороны вышестоящего руководства.
Наступившее лето принесло новые проблемы. В реки Камчатки зашел на нерест лосось, и для жителей полуострова настала горячая пора заготовки рыбы впрок для себя и ездовых собак. Но вслед за рыбой в реки Камчатки пришли и японские браконьеры. От жителей селений уездный начальник начал получать жалобы и просьбы о помощи: команды японских шхун перегораживали неводами реки от одного берега до другого, и рыба попросту не поднималась до поселений (6, с. 518). При всем своем желании уездный начальник был бессилен им помочь. На полуострове отсутствовали регулярные воинские части, охранных судов в распоряжении администрации также не было. На радость Антона Петровича в Петропавловск зашла канонерская лодка «Манджур», охранявшая лежбища на Командорских о-вах. Когда в середине июля от большерецкого старосты было получено из ряда вон выходящее донесение — в устье р. Большой вошли 12 японских шхун с командой до 200 человек и начали лов рыбы, командир Кроун решил «проучить япошек». Он вышел в Большерецк, арестовал японские суда, а их экипажи доставил в Петропавловск в распоряжение уездного начальника. Антон Петрович Сильницкий отправил арестованных японцев во Владивосток на пароходе Камчатского торгово-промышленного общества «Котик» (Там же, с. 518-519). Неисправимый идеалист, он действительно полагал, что дело о браконьерстве будет должным образом рассмотрено и японцы понесут заслуженное наказание. Прибытие арестованных японцев во Владивосток было подобно грому среди ясного неба: «Стали разбираться, как и почему. Японский консул, ввиду уже установившегося неудовольствия на меня областных властей, возымел такое действие, что суд, куда было направлено дело о конфискации Кроуном 12 японских шхун, нашел наши действия неправильными, о чем, в нази-дание и поучение, я получил соответствующую бумажку... конфискация шхун, арест японцев... и, главное, посылка во Владивосток особого парохода были записаны мне на новый минус, тем более, что раньше, до меня, «на Камчатке все было так тихо, спокойно, а вот теперь черт знает, что делается...» (Там же, с. 520).
После «дела о браконьерах» Антон Петрович уже начал понимать, что его административной карьере на Камчатке, видимо, вскоре придет конец. Однако он был не тем человеком, чтобы отойти от своих принципов и проводимой им политики. С наступлением зимы на Камчатке начался торговый сезон. И все торговцы засобирались в дорогу. Уездный начальник А. П. Сильницкий предписал осматривать все нарты, покидающие Петропавловск, и конфисковать нагруженные на них спирт, ром, виски и т. п. «товары». Кроме этого, Антон Петрович отменил каюрную повинность, и коренное население больше не было обязано бесплатно предоставлять торговцам нарты и собачьи упряжки (Там же, с. 521-522). Когда уездный начальник выехал для сбора ясака, не взяв с собой никого из торговцев: «чаша терпения Петропавловских торговцев переполнилась, и они решили разделаться со мной. И разделались» (Там же, с. 523).
Недруги Антона Петровича нашли способ «распутать весь сложный узел камчатских бытовых и экономических вопросов», признав Петропавловского уездного начальника... сумасшедшим. 9 апреля 1904 года в 9 часов вечера в здание городской больницы тайно была приглашена вся петропавловская «интеллигенция», разумеется уездный начальник в известность поставлен не был. Открыл заседание уездный врач В. Н. Тюшов, сообщив собравшимся, что к нему поступили многочисленные заявления о душевной болезни уездного начальника Сильницкого, но, не будучи психиатром, он затрудняется самостоятельно дать заключение. Поэтому вопрос о болезни Антона Петровича Сильницкого выносится на общее рассмотрение. После чего собравшимся были приведены примеры из специальной медицинской литературы, иллюстрирующие различные случаи психических растройств, которые как нельзя лучше были подведены под действия А. П. Сильницкого. Собрание практически единогласно постановило, что А. П. Сильницкий действительно серьезно психически болен и его необходимо немедленно устранить от занимаемой должности. К чести петропавловских служащих, нашлись и люди, которые не согласились с подобной постановкой вопроса, среди них были: помощник А. П. Сильницкого — Векентьев, городской староста Корякин и и. д. начальника камчатской казачьей команды Коренев (Там же, с. 523).
На следующий день Антон Петрович Сильницкий уже знал все подробности ночного заседания и принятого решения. Уездный начальник счел для себя возможным решению собрания не подчиниться и предпринял ряд энергичных мер по восстановления своего контроля над городом. Для начала Антон Петрович запретил собрания, предназначенные для решения каких бы то ни было общественных вопросов без его ведома. Дальнейшее развитие событий встряхнуло маленький провинциальный Петропавловск. «Оппозиционеры» решили перейти к активным действиям: в ночь с 13 на 14 апреля горный инженер Симонов вооружает своих рабочих винтовками и собирает их в здании больницы. Уездный врач Тюшов, благочинный Комаров и священник Гулаев покидают Петропавловск с целью агитации среди населения Камчатки (1, с. 115).
В конце концов Антон Петрович был вынужден задержать Тюшова при уездном управлении и разъяснить существующий, согласно закона, порядок действий в случае психического заболевания ответственного чиновника, а также предупредить о недопустимости вмешательства с его стороны в дела по управлению уездом. Уездный врач, продемонстрировав редкую сговорчивость, признал себя виновным и пообещал оставить подобную деятельность (Там же, с. 115).
Выставив вооруженный пост, уездный начальник отрезал доступ к больнице, чтобы не дать возможности инженеру Симонову пополнить ряды рабочих «петропавловской голытьбой, готовой при обстановке мирного времени, за бутылку водки, решительно на все». Несмотря на это, нашлись в Петропавловске горячие головы, которых ничто не остановило: смотритель маяка Косачев с револь-вером в руках пытался прорваться к зданию больницы, за что и был подвергнут аресту (Там же, с. 115).
Когда стало очевидно, что население Камчатки не поддерживает действия, направленные против уездного начальника, недруги Антона Петровича разыграли следующий акт. Среди набожного камчадальского населения были пущены слухи, что уездный начальник «осквернил святой храм стрельбою по иконам», а также «впал в буйное помешательство, которое угрожало-де жизни каждого обывателя». Под влиянием подобных слухов петропавловское духовенство приняло решение выехать из города на маяк и вывезти туда же церковные святыни. Допустить это Антон Петрович никак не мог. «Если бы гг. камчатские психиатры выезжали одни, я бы ничего бы не имел [против — А. Л.], но вывоз церковных святынь, отъезд духовенства на маяк, приближавшаяся Пасха и большая религиозность населения побудила меня принять меры, чтобы не допустить, по крайней мере, вывоза на маяк святынь, а с ними и создания интердикта на Петропавловск» (6, с. 524).
На улице был выставлен часовой с приказом не допустить собрания определенных людей, причем часовой получил разрешение А. П. Сильницкого произвести, при необходимости, предупредительный выстрел в воздух. Неизвестно, чем закончилось бы в конце концов противостояние уездного начальника и городской элиты, но внутренние распри прекратились сразу же после получения тревожного известия (1, с. 116).
В ночь с 22 на 23 апреля в Петропавловск прибыл казак с сообщением о том, что Япония объявила России войну. Удаленность Камчатки и, кроме того, прерванное войной сообщение с Владивостоком делало невозможным получение каких-либо распоряжений от администрации Приморской области. Ситуация осложнялась тем, что в Петропавловске не было никаких данных о ходе войны, которая продолжалась уже около трех месяцев. Антон Петрович Сильницкий оказался перед необходимостью самостоятельно принимать решение о характере действий камчатской администрации по отношению к японцам в случае их возможной высадки.
В сложившихся условиях уездный начальник Сильницкий решил созвать общий сход жителей Петропавловска. 23 апреля в 8 часов утра в уездном управлении собрались все, включая и его вчерашних врагов. «И здесь, на совете с петропавловцами, было решено бороться с японцами, для чего и организовать дружины. С удовольствием могу отметить, что к этому решению примкнули и мои „враги“, которые протянули мне руки и сказали: „что было, то было, а теперь все будем делать одно дело“. Ударили в колокол, и весь Петропавловск потянулся в собор, где было отслужено молебствование о ниспослании одоления супостата, а после молебна началась организация обороны страны средствами самой Камчатки» (6, с. 526).
Попытка обороны полуострова силами гражданского населения в глазах А. П. Сильницкого и жителей Петропавловска не выглядела неосуществимой затеей. Антон Петрович прекрасно отдавал себе отчет в том, что в условиях камчатского бездорожья передвижение воинских отрядов, к тому же с артиллерийскими орудиями, попросту невозможно. В условиях же партизанских, по существу, способов ведения войны население Камчатки представляло собой внушительную силу — все как один охотники, а значит, меткие стрелки, прекрасно ориентирующиеся на местности. «А вооружить население не представляло труда. У меня в складе лежали четыре тысячи новеньких берданок, да было в наличности 800 000 патронов к ним» (Там же, с. 526).
Начальником штаба обороны Камчатки Антон Петрович Сильницкий назначил своего помощника — штабс-капитана Векентьева, унтер-офицер Михаил Сотников возглавил оборону наиболее ответственного и уязвимого участка — западного побережья полуострова. Уже на следующий день (24 апреля) из Петропавловска в населенные пункты были отправлены берданки, патроны и специально изготовленные жестяные ополченские кресты. «Население охотно становилось в ряды дружин. Инструкторы проходили с дружинниками маленький курс стрельбы, с целью ознакомить иных с берданкой, ибо у камчатских охотников были винчестеры... В начале мая почти во всех устьях речек нами были выставлены заставы, которые и установили связь с населением» (Там же, с. 526).
30 мая 1904 г. на западном побережье Камчатки в устье р. Озерной с о. Шумшу высадился японский отряд из 150 человек под командованием Сечи Гундзи. Приняв все меры предосторожности, японцы осуществили высадку на скалистом мысе, окруженном с трех сторон морем: на перешейке поставили полевое орудие и укрепили его на случай осады (7, с. 43). Еще через несколько дней японцы захватили селение Явино, находящееся в 15 км от р. Озерной. Жители Явина, бросив свое имущество, в спешке покинули селение. «Тогда мы все вместе 43 души двинулись от селения и всей нашей провизии только хватило нам на один день. Одежда была только та, что каждый на себе носил. По трактовой дороге мы опасались итти, так как староста опасался, что японцы могут нас выследить и достичь, поэтому мы шли через хребты в колено снег местами, и каждый день почти шел снег и дождь. Это все ничего было бы, если бы был у нас провиант, но у нас соли нет, чай нет, и об куске хлеба или сахара нечего говорить. Вот мы шли 100 верст 17 суток... Я никогда не забуду, как местные жители страдали, если бы собирать все те слезы что они проливали, то можно было бы наполнить большую бочку...» (1, с. 120).
Японцы вывесили флаг на часовне, на столбе прибили доску с надписью, гласящей, что эта земля принадлежит Японии: «Смысло на этой тын писаних слов: именно это земля уже принадлежит Японии, поэтому кто кого трогай будут убиты. Командир японского войска Сечи Гундзи» (Там же, с. 119).
Получив сведения о высадке японского десанта, А. П. Сильницкий отдает распоряжение о стягивании дружин, расположенных в долине р. Камчатки, к Явино. Кроме того, на конфискованной ранее у японских браконьеров шхуне морем в селение была отправлена петропавловская дружина.
Дружинники под руководством Михаила Сотникова, призванные защищать западное побережье, оказались в непростой ситуации: с одной стороны, японцы не знали их численности и расположения, но и у дружинников не было достоверных сведений о силах неприятеля. Решено было пойти на хитрость: в лагерь японцев был отправлен местный житель с письмом на английском языке от шведского торговца Северина Карлсона, проживавшего на Камчатке уже более 20 лет. В письме С. Карлсон просил оказать помощь его семье, оказавшейся в сложном положении, предоставив провизию и лекарства, взамен он пообещал, в свою очередь, передать японской стороне важные сведения. Разведчик передал письмо японскому командиру и благополучно вернулся в лагерь. Его отправляют в расположение японцев вторично, с новой просьбой к С. Гундзи, на этот раз прислать доктора для осмотра больных. Сечи Гундзи был настолько уверен в неспособности местных жителей оказать хоть какое-то сопротивление японцам, что даже не внял предостережениям своих людей, и сам пошел в сопровождении доктора и двух солдат навстречу с явинцами. Попав в засаду, командир десанта и сопровождающие его японцы были арестованы. «Приходится защищать достоинство флага, под защитою которого живешь, и если нельзя взять на войне силой, то приходится прибегать к хитрости», — сообщил С. Карлсон Гундзи (7, с. 43-44).
В этот же день (15 июля) дружинники напали на передовой отряд японцев и разбили его. Со стороны русских погиб один дружинник — Ксаверий Бируля. Оставшись без командира и потеряв часть товарищей, японцы переместились на шхуны и вскоре покинули берега Камчатки.
Нападения японцев на западное и восточное побережье Камчатки, а также на Командорские о-ва продолжались все лето 1904 г. и начало навигации 1905 г. Однако Петропавловского уездного начальника А. П. Сильницкого уже на Камчатке не было (2, с. 91).
В разгар боев камчатских дружинников с японцами, 18 июля 1904 г., в Петропавловск из Сан-Франциско прибывает в качестве уполномоченного министра внутренних дел и наместника Его Величества на Дальнем Востоке Н. А. Гребницкий. Ему было поручено расследовать дело о сумасшествии уездного начальника А. П. Сильницкого и нервном расстройстве его помощника В. Р. Векентьева, при подтверждении информации — вывезти их с Камчатки. «Разобрал» камчатские дела Н. А. Гребницкий очень быстро. Через полчаса после отдачи якоря Николай Александрович Гребницкий, придя в Петропавловское уездное управление, заявил: «Министр внутренних дел телеграфирует мне, что ваш уездный начальник сошел с ума. Это вы, г. С..., а потому, как сумасшедшего, я с сего момента устраняю вас от должности уездного начальника...» (6, с. 532).
Антон Петрович принял решение не противиться этому решению и подчиниться приказу. «Да, я знал, что правда на моей стороне», — напишет он позднее. Но сил сопротивляться уже не было. Сильницкий и сам желал покинуть Камчатку.
Н. А. Гребницкий распоряжается расформировать все камчатские дружины, изъять у населения казенное оружие и патроны, сослуживцев же Сильницкого припугнули, что они все пойдут под суд за участие в нападении на «мирных японцев». На западное побережье немедленно были отправлены полетучки — остановить дружинников. Но распоряжение опоздало — бой у с. Явино уже состоялся, и командир японского десанта был взят в плен. Гребницкому пришлось принять это как свершившийся факт. «Когда ему представлялся пленный Гундзи, Гребницкий извинился перед ним на английском языке за прошедшее недоразумение, объясняемое единственно психическим расстройством уездного начальника и нервным расстройством его помощника» (Там же, с. 533).
30 июня 1904 г. А. П. Сильницкий и В. Р. Векентьев с семьями были посажены на пароход «Минеола» и 3 августа доставлены в Охотск. Здесь, оставив свою семью, Антон Петрович начал свой путь «за правдой» в Санкт-Петербург. Прибыв 9 ноября в Иркутск, Антон Петрович встречает здесь, как покажут дальнейшие события, на свое счастье, старого знакомого — Л. Н. Гондатти, исполняющего в тот момент обязанности правителя канцелярии иркутского генерал-губернатора. Гондатти, сам бывший Анадырский окружной начальник, прекрасно понимал, в какую ситуацию попал Антон Петрович. Желая ему помочь, он снабдил Сильницкого несколькими письмами к своим петербургским знакомым. Однако поездка в Петербург Антона Петровича так и не состоялась. Неожиданно иркутский генерал-губернатор Моллериус получает телеграмму от губернатора Приморской области: «В Иркутск пребывает душевно-больной петропавловский уездный начальник С... Он собирается выехать в Петербург. Благоволите распорядиться водворить его в больницу для психически-больных». Немедленному «водворению» Сильницкого помешало только вмешательство Л. Н. Гондатти (Там же, с. 536).
Антону Петровичу пришлось пройти тяжелую и унизительную для него процедуру медицинского освидетельствования, которая показала, что он совершенно психически здоров. После этого Антон Петрович решил больше не рисковать и завершить свою поездку, так и не добравшись до цели. 1 декабря А. П. Сильницкий прибывает в Никольск-Уссурийск. Приморский губернатор Колюбакин сразу же принес ему свои извинения, признавшись, что из-за огромного объема дел подписал ту злосчастную телеграмму не глядя. По приказу Приамурского генерал-губернатора Андреева Антон Петрович был командирован в Хабаровск, где после продолжительной личной беседы Сильницкому предложили занять его прежнюю должность редактора газеты «Приамурские ведомости» (6, с. 537). Так завершились для А. П. Сильницкого его 14 месяцев управления Камчаткой.
Несмотря на очень короткий срок служебной деятельности, Антон Петрович остался в памяти благодарных коренных жителей полуострова как «самый лучший начальник». Вернувшийся к исполнению своих служебный обязанностей В. Векентьев напишет Антону Петровичу: «Дорогой Антон Петрович! В Петропавловск прибыл я 12 мая. Из Охотска нас выехало трое: я, Лех, Жаба. Вы себе представить не можете, как рады были камчадалы моему приезду. Мне даже неловко было перед Лехом, что камчадалы с таким триумфом и неподдельной радостью приветствовали меня, а не его, как нового уездного начальника. Везде и всюду только слышишь: слава тебе, Господи, один из наших начальников прибыл, а то мы и голову потеряли. Везде и всюду спрашивают про Вас, благославляют Вас и благодарят за добро. В Ключах я и Лех были на сходе, где крестьяне поголовно заявили Леху, что лучшего начальника, как был Сильницкий, им и не надо и что все они благодарят Бога за это и помнят все Ваши заботы о них. Лех спросил у них, может ли он все это написать губернатору, они заявили, что просят даже. По остальным селениям, вплоть до Петропавловска, совершенно то же самое. Во многих юртах существуют надписи такого содержания: „Господи, пошли нам скорее Сильницкого или Векентьева“ и т. п. Да, дорогой Антон Петрович, вы сделались камчатским народным любимцем, а благодаря Вам и на мою долю выпало это счастье. Камчадалы говорят, что у них благодаря Вам и рубашка новая и на черный день записано» (1, с. 126-128).
Прослужив в должности редактора официального печатного органа «Приамурских ведомостей», менее двух лет, Антон Петрович покидает пост. Однако его таланту журналиста сразу же нашлось применение: А. П. Сильницкого пригласили занять должность редактора частной газеты «Приамурье». Но, расставшись с государственной службой, Антон Петрович так и не смог расстаться со своим «вольнодумством» и не раз позволял себе критиковать на страницах газеты действия администрации. После неоднократных окриков «сверху» последовала расплата — из приказа военного губернатора Флуга: «За стремление возбудить враждебное отношение к правительству... распростра-нение тревожных слухов, редактора газеты „Приамурье“ А. Сильницкого подвергнуть штрафу 200 руб-лей, при неуплате — тюрьма 10 дней» (3, с. 117). Свободных средств в семье не было, и Антон Петрович отправился отбывать наказание. Подобная ситуация повторялась неоднократно. 4 августа 1909 г. «Приамурские ведомости» известили читателей о том, что «редактор газеты „Приамурье“ А. П. Силь-ницкий за противоправительственные действия приговорен к неделе заключения в тюремном замке или штрафу 100 рублей» (Там же, с. 117).
Умер А. П. Сильницкий в 1910 г. Ему было 47 лет. Антон Петрович Сильницкий оставил о себе добрую память, о нем вспоминали, как о «честном гражданине, патриоте края, борце за справедливость, бессребренике» (Там же, с. 117).
1. Вахрин С. Встречь солнцу. Петропавловск-Камчатский: Камшат, 1996. 350 с.
2. Витер И. В., Смышляев А. А. Город над Авачинской бухтой: (История города Петропавловска-Камчатского) Петропавловск-Камчатский: Камчатский печатный двор, 2000. 206 [1] с.
3. Востриков Л. А., Востоков З. В. Хабаровск и хабаровчане: очерки о прошлом. Хабаровск: Хабар. кн. изд-во, 1991. 252 [2] с.
4. Сильницкий А. П. Поездка в Камчатку и р. Анадырь. Хабаровск: Типография Канцелярии Приамурского Генерал-Губернатора, 1897. 79 с.
5. Сильницкий А. П. Поездка в северные округи Приморской области. Хабаровск: Типография Канцелярии Приамурского Генерал-Губернатора, 1902. 185 с.
6. Сильницкий А. П. 14 месяцев службы на Камчатке // Исторический вестник. 1909. № 11. С. 507-541.
7. Шерстенников Д. Камчатский сборник. Владивосток: Типография Приморского Областного Правления, 1914. 46 [2] с.
Ляшук А. В. «Честный гражданин, патриот, бессребреник...» (А. П. Сильницкий) // Верные долгу и Отечеству: материалы XXVII Крашенник. чтений / М-во культуры Камч. края, Камч. краевая науч. б-ка им. С. П. Крашенинникова. — Петропавловск-Камчатский, 2010. — С. 163-171.